[Constance Weber]

04.06.2011 в 20:54

Пишет  Mary*Celeste:

Сонет XXXIII,
Автор: Mary Celeste
Пейринг: Антонио Сальери/Наннерль Моцарт
Рейтинг: поцелуйный
Примечания: последний из уже известных вам Сонетов,
исторические фантазии.

Сонет XXXIII

Уже заря румянила восток,
А свет звезды, что немила Юноне,
Еще сиял на бледном небосклоне
Над полюсом, прекрасен и далек;
Уже старушка вздула огонек
И села прясть, согрев над ним ладони,
И, помня о неписаном законе,
Любовники прощались - вышел срок,
Когда моя надежда, увядая,
Не прежнею пришла ко мне дорогой,
Размытой болью и закрытой сном,
И как бы молвила, едва живая:
"Не падай духом, не смотри с тревогой.
Твой взор еще увидит жизнь в моем".

Франческо Петрарка

Она не ответила. Ни через неделю, ни через месяц.
Сальери каждый день обещал себе писать что-то новое, но, стоило перу лечь в руки, стоило его кончику только опуститься в чернила, и в голову начинали проситься совершенно другие мысли. Он отбрасывал листы бумаги в сторону, вставал с места и начинал ходить взад-вперёд по комнате, будто загнанный в клетку хищник. А когда очередное пришедшее письмо обернулось простым приглашением, он понял, что начинает сходить с ума. И первым признаком сумасшествия был его отъезд из страны, в тот же день.

Марианна сидела перед инструментом, задумчиво прикасаясь к клавишам – то мягче, то настойчивее, вслушивалась в каждый глубокий звук, издаваемый клавесином. На улице шумел ветер, и в какой-то момент окно распахнулось настежь, свеча на столе погасла, и Наннерль закуталась в шаль. Поплотнее закрывая ставни, она мельком заметила подходившего к дому человека. «Так поздно... С хорошими вестями гонцов в такую ночь не присылают». – Подумала женщина, отсчитывая про себя секунды.
- Она уже легла, может быть, вам лучше вернуться утром? – Послышался голос дворецкого, и Мария вышла на лестницу. Там было особенно холодно, а сердце почему-то билось всё быстрее с каждым шагом. «Раз… Два… Три… Никогда не замечала, что эти ступеньки такие бесконечные. Четыре… Только бы ничего серьёзного… Пять… Восемь… Тринадцать…»
И вдруг она его увидела. Схватилась покрепче за перила и замерла, вмиг бледнея. «Антонио» - Проговорила Наннерль одними губами, и Сальери развернулся, встречаясь с ней глазами, а через секунду ловя её в объятия, короткие, но настолько крепкие, что сердце ухнуло куда-то вниз, остановилось. «Он не выдаст меня… Знаю, что не выдаст, как и в первый раз, когда застал меня с ним. Он ведь с детства меня знает, и помнит, как я выходила замуж и как плакала» - Думала она про слугу и смотрела, не отрываясь, в глаза своего композитора.
Они проговорили несколько часов, за чаем, с тихим шорохом огня в камине. «Я не могла писать, поймите… Он почти ничего не говорил мне тогда. А потом это ваше письмо, и весь мир словно рухнул… Я не знала, что ответить вам. Как я могла писать вам только о том, как мне невыносимо больно? Как писать о жизни, которой и не было?» - Говорила ему Наннерль, а он только сжимал её тонкие пальцы в своих руках, изредка прикасаясь к ним губами.
Утром Сальери бросал в её окно маленькие камешки, точно мальчишка, и Марианна выбежала к нему, с сияющими глазами, с такой улыбкой, какой на её лице не было уже давно. А он в саду целовал её так, как никогда не целовал ни одну женщину. И любил её так, как никого другого.

После он уехал, вернулся в Вену, чтобы по возвращении написать ей письмо, полное воспоминаний, от самой первой встречи, девять лет назад, до самого последнего «Я люблю вас», сказанного вслух. В письмо он вкладывал свою новую зарисовку, посвящённую ей одной.
«Играйте её каждый раз, когда Вам будет не хватать моего присутствия, Наннерль. И знайте: я обязательно вернусь к Вам».